На этом памятнике, установленного в городе Тульчине на Украине, среди погибших, есть фамилия моего брата, ушедшего добровольцем в советскую армию после освобождения из концлагеря и погибшего в Австрии за месяц до победы.

Памятник воинам освободителям

Яша. 1944 г. Фото с фронта

Великая Отечественная война стала серьёзным испытанием для жителей Тульчина. Была объявлена мобилизация, но большинство так и не сумело попасть на фронт, погрузка происходила на ж/д вокзале в Журавлёвке, которая подвергалась активными прицельным бомбардировкам, направленным на уничтожение живой силы. Фашистские войска захватили Тульчинский район 23 июля 1941 года. Его территория была подчинена румынской администрации в составе « Транснистрии». Во время оккупации за сопротивление врагам десятки патриотов подверглись жестоким пыткам и истязаниям, а затем были расстреляны в Тираспольской тюрьме. Особенно жестоко захватчики расправлялись с мирным еврейским населением. С первых дней оккупации в Тульчине были расстреляны советские активисты с семьями. 7 декабря 1941г. более 4 тысяч тульчинцев согнали в лагерь смерти в с. Печору. Туда же помещены люди еврейской национальности.

Яша, Гриша, Изя слева направо 1940 г. Они были угнаны в концлагерь

 

Мёртвая петля 
В могилах возле Печорского леса захоронено около 80 тысяч жертв фашистского террора. 15 марта 1944 Тульчин был освобожден от немецко-фашистских захватчиков войсками 27 армии III воздушно-десантной дивизии под командованием генерал-майора И. М. Конева.

Около тысячи уроженцев города не вернулись с фронта домой. В сквере Славы города открыт монумент погибшим героям. На монументе фамилия моего брата Шихварг Яков, он погиб за месяц до окончания войны.

Из воспоминаний о лагере, в котором я провел 4 года.

Я мало рассказывал о лагере. Мои воспоминания ребенка 3 лет и рассказов матери и старших кто был в концлагере. Все, что в этом интервью один в один совпадает с этими рассказами старших.
Интервью с узниками Печорского концлагеря Walnut  Creek, California 2013 Морис Бронштейн Мёртвая петля Moris Bonshteyn Mertvaya petlya (Dead loop)
Copyright  2013 by Moris BronshteynAll rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or by any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording or by any information storage and retrievel system, without the written permission from the Author.
Requests for permission to make copies of any part of the work should be sent to morisb@sbcglobal.net.ISBN 978-1-300-91663-5 Printed in the United States of America ( в перводе: все права защищены. Попытка связться по указанному адресу не получается. Пусть автор меня извинит. Моя книга не для масового читателя, а для узкого круга родных и близких) Перевод письма Стивена Спилберга. Уважаемый Морис,
Позвольте выразить мое глубокое уважение и восхищение вашей невероятной преданности в работе для SHOAH - Фонда Видеодокументов Переживших Холокост.
 Без Вашей помощи нашей организации не удалось бы собрать около пятидесяти тысяч свидетельств, имеющихся к настоящему времени. Ваши усилия по увековечиванию прошлого окажут глубокое воздействие на будущие поколения, преподнося им уроки Холокоста и идею терпимости. 
Разрешите еще раз поблагодарить вас. Наша с вами работа - это залог лучшего будущего. Всего наилучшего, Стивен Спилберг.

Предисловие

Давно собирался опубликовать сделанные мной видеоинтервью с бывшими узниками гетто, в частности, с узниками концлагеря «Мёртвая петля».
История эта началась больше пятнадцати лет тому назад. Я жил тогда в городе Виннице, что на Украине. Однажды мой собеседник из Лос Анжелеса сообщил о Фонде «Пережившие Шоа», созданного кинорежиссёром Стивеном Спилбергом, и что этот Фонд организовывает видеоинтервью с бывшими узниками гетто и концлагерей по всему миру. Далее он поведал, что Фонд приступает к работе на Украине и предлагает мне принять участие в качестве интервьюера. Как я ему благодарен сейчас!  Как известно, по всему миру было сделано свыше пятидесяти тысяч видеоинтервью с людьми, пережившими пребывание в гетто, концентрационных лагерях, лагерях смерти. И я горжусь тем, что внёс в эту копилку и  свои 74 интервью.
В 1998 году проект был завершён. Все оригиналы интервью в цифровом формате находятся в архиве Голливуда, в Лос Анжелесе. Насколько мне известно, этими материалами пользуются специалисты в области проблем Холокоста, учёные, преподаватели разных университетов. Для широкой аудитории эти материалы остаются   практически недоступными. Поэтому и возникло желание написать книгу на основе проведенных мной интервью. Чтобы иметь возможность работать с материалом,  все мои интервью были переведены в базу данных библиотеки Стэнфордского университета, ближе к месту моего проживания. И в этом мне помог замечательный человек, преподаватель университета, к тому же прекрасно владеющий русским языком, Mr. Glenn Worthey. Дорогой Глен, выражаю Вам мою искреннюю признательность за всё, что Вы для меня сделали.
В книге представлена та часть интервью, которая касается военного периода, когда мои собеседники находились в гетто или лагерях. Здесь приводятся интервью, в большинстве случаев, бывших узников Печорского концлагеря «Мёртвая петля». Отсюда и название сборника.

                                               ПЕЧОРА
Совершим небольшой экскурс в историю для знакомства с местом расположения концлагеря «Мёртвая петля». И здесь воспользуюсь небольшой частью материалов из сайта Сергея Котелко, любезно предоставившего такую возможность. За что выражаю Сергею мою признательность.
«...Печора, Печерский парк, Южный Буг внизу – пожалуй, одни из самых красивых мест в Подолии. Предположительно, название произошло от слова «пещера». Археологические раскопки, проведенные в 1948-1949 г.г. подтвердили существование пещер и обнаружили тут поселения Трипольской культуры. Первые упоминания о Печоре встречаются в документах XVI века и связаны они с именем князей Збаражских. Когда позже тут властвовали турки, (1672 - 1699) находим здесь молдавского господаря Георгия Дуку. Грек из Албании, Дука, "за суму немалую купивши у царя турецкого для своей господарской резиденции, в полку Брацлавском за Богом (Бугом), в городке Печоре велел знаменитый дом себе выстроить..." Знаменитый дом  имел также парк, спускавшийся террасами к реке Южный Буг, протекавшей внизу. После Дуки какое-то время имение принадлежало Юрию Хмельницкому. В 1683 г. он перенес резиденцию в Немиров, после чего Печорский дворец пришел в запустение и был разобран. Из него построены фундаменты и ограда деревянной церкви Рождества (1764 г.)
После Юрия Хмельницкого Печорой владели сначала Заславские затем Вишневецкие, а от них перешла к знаменитому Станиславу Щенсному Потоцкому.
Последним владельцем Печоры был граф Франц Константинович Потоцкий. Он родился в Печоре 14 февраля 1877 года. Вместе со сменой власти, после1917 года на Украину, в том числе и в Печору пришли и еврейские погромы. По воспоминаниям местных жителей, в 1927 году разобрали дворец. Потом началась война и стало совсем грустно - в Печоре устроили концлагерь, прозванный самими узниками «Мертвая петля». Сюда были согнаны 40 тысяч евреев из местечек Винницкой области - Брацлава, Могилева - Подольского, Тростянца, Ладыжина, Тульчина и других. Кроме этого, сюда же
попала часть евреев, депортированных из Бессарабии, Буковины, Румынии. Лагерь находился на границе румынской и немецкой зоны оккупации. Контролировался лагерь румынскими полицейскими. Холод, голод, эпидемии тифа, туберкулеза, дизентерии сделали свое дело. В отличие от немцев, которые иногда входили в лагерь с целью расстрела людей, румыны действовали более «благородно» - морили людей голодом, холодом и болезнями. Зверствовали тут и украинские полицаи – охранники. К моменту прихода Красной Армии в живых в лагере осталось не более 300 - 400 человек. Всего в концлагере «Мертвая петля» было убито около 50 тысяч узников».

                                      МИХАИЛ БАРТИК
Решил начать рассказы бывших узников печорского концлагеря именно с Михаила по нескольким причинам. С Михаилом мы были знакомы задолго до моего участия в проекте «Пережившие Холокост». Как уже отмечал, я был сопредседателем еврейского общества в Виннице, Михаил занимался чем-то подобным в городе Тульчине Винницкой области. Наши пути-дороги часто пересекались, бывали на различных семинарах и собраниях в Киеве. Вместе со своими тульчинскими земляками, Бартик был в числе первых, кто попал в только что организованный концлагерь в Печоре и в числе последних, покинувших этот ад. Что называется, «от звонка до звонка». Бартик сумел в ходе выездного интервью показать нам самые примечательные места Печорского лагеря. В послевоенной жизни Михаил Бартик женился на бывшей узнице того же Печорского лагеря. Итак, слово Михаилу Бартику, а затем – его супруге Эстер.
- До начала войны многих мужчин брали на переподготовку, но никто не мог предполагать, что вражеские войска могут переступить советскую границу и зайти на её территорию. Считалось, что если и будет война, то, скорее всего, на вражеской территории. К тому же, как-то знали о заключённом мирном договоре с Германией.
- Отец был достаточно информирован?
- Конечно. Он всё-таки был начальником цеха, читал газеты, слушал радио. Отец не был мобилизован на фронт, т.к. был не военнообязанным, к тому же получил бронь. Когда в городе пошла паника в связи с приближающимися немецкими войсками, встал вопрос об эвакуации. Отцу было поручено подготовить к эвакуации фабричное оборудование. Пока этим занимался, отец предложил матери с детьми присоединиться к её отцу с остальными членами его семьи, что и было сделано. У деда была телега, две лошади, и мы пустились в путь. Мы – это дед с дочерью, бабушка, мать, отец, сестра, братик и я.
-В каком направлении вы направились?
-В сторону Бершади, с тем, чтобы затем двинуться на восток, к Днепропетровску, Кировограду, куда-то туда. Собрали некоторые вещи, документы. Но не успели отъехать на 30-40 километров, как нас уже догнали немцы. Пришлось возвращаться в Тульчин.
- Много ли людей пытались также эвакуироваться?
- Пытались многие, но большинство, как и мы, не успело. Думаю, что из Тульчина успело эвакуироваться не больше чем 500 человек. Когда мы возвратились в Тульчин, здесь уже хозяйничали немцы. Дом наш не был разграблен, мебель осталась на своих местах. Но дальше пошла та ещё жизнь!  Немцы чувствовали себя как у себя дома, забирали всё, что хотели.
- Расскажите, как они выглядели.
- Когда я сравниваю тех немцев, которые вошли в Тульчин, и тех, которые уносили ноги, не перестаю удивляться. Такие ухоженные, холёные, такие откормленные, такие вооружённые, технически оснащённые. Я не помню, чтобы они ходили пешком: на велосипедах, на мотоциклах, на машинах. Своим видом и наглым поведением они просто нагоняли страх и ужас на людей. Я видел их и я также видел наших, отступающих солдат. Измученные, кто - в обмотках, кто - босиком... Вскоре стали появляться полицаи, из местного населения. Специальной формы у них не было, одеты, как все остальные, только отличительные повязки на рукавах. Были ограничения на передвижения, были проблемы с питанием, но, по сравнению с тем, что пришлось пережить потом, это были ещё цветочки. Как-никак, мы жили в своём доме. Но вот наступили еврейские праздники: Рош Ашана, затем – Йом Кипур. Начались первые убийства. Помню, был здесь некий Стоянов. Говорили, что он был оставлен для подпольной работы, с ним оставался также еврей Воскобойников. Так вот, Стоянов сдал Воскобойникова, которого тут же убили. Ещё был директор обувной фабрики еврей, коммунист Гранц. Его убили, разрубили на части и возили в тачке по Тульчину. Я это видел своими глазами. Затем было организовано гетто в Тульчине. Евреям было предписано жить в определённых границах. Мы уже тоже не могли оставаться в своём доме и перебрались к тёте, её фамилия Колоденкер. От себя добавлю, что тётя впоследствии тоже стала узницей Печоры и я брал у неё интервью. В Тульчине практиковал доктор по фамилии Белецкий, все были о нём хорошего мнения, прекрасно относился к евреям. Так вот этот
доктор, когда было создано гетто, предложил немцам в принудительном порядке сделать всем евреям, якобы для борьбы с возможными эпидемиями из-за большой скученности, некие прививки. После этих прививок люди начали массово болеть тифом. Моя сестра также заболела тифом.
В один, далеко не прекрасный день, на рассвете, помню, это была пятница, т.к. мама пекла хлеб в канун субботы, стук в двери, окна, команда собраться в течении пяти минут и выйти на улицу. После этого нас собрали в первой школе. Затем стали по 200-300 человек отправлять в баню. В бане нас заставили раздеться, якобы для дезинфекции. В бане мы не мылись, но всем, опять по распоряжению того же Белецкого, всем сделали уколы. Объяснили: это делается для того, чтоб мы не болели. А на следующее утро нас погнали. Это было уже под праздник Ханука, был декабрь месяц. Идти было очень тяжело. Дорога – сплошное болото. Громадная колонна. Шли без остановок. Если кто-то

нагибался, чтобы попить хотя бы из лужи, тут же получал удары палками, либо прикладом, или даже пулю.
- Вы лично видели, как убивают за то, что человек хотел попить?
- Да, я это лично видел. Сколько стариков, которые не могли дальше идти, остались лежать на той дороге! Я всё помню, мне уже в ту пору 12 лет было. Я даже помогал родителям нести младшего братика на руках. Моя сестра с нами не шла, она оставалась в тульчинской больнице с тифом. В колонне, я думаю, было порядка 3000 человек, все тульчинские. Вели, словно военнопленных, сопровождали собаки, людей из близлежащих сёл близко не подпускали. Гнали нас целый день. В селе Торков нас загнали в конюшню, где и переночевали. Наутро всех стали выгонять на улицу. Кто не мог идти, тут же пристреливали.
- Вы это видели, как пристреливают?
- Да, своими глазами. Мы своей семьёй держались вместе. В какой-то момент всех внезапно остановили. Отобрали примерно 20 мужчин и расстреляли. Объяснили, что пытались бежать. Впоследствии, после войны, на этом месте был установлен мемориальный знак.
К вечеру второго дня нас пригнали в Печору, к бывшему имению графа Потоцкого, до войны там размещался санаторий.  Перед нами открылись и за нами закрылись ворота. Я запомнил то, что увидел. Большой трёхэтажный корпус, недостроенное здание (мы это потом называли холодильник), несколько бараков, огромная парковая зона, обнесенная по периметру 2-х, а местами и 3-х – метровым забором с колючей проволокой наверху. Наша семья попала в барак. Мы ужаснулись: впереди одна дорога – смерть. Кушать не давали. Пить не давали. Воду доставали из реки Южный Буг, к ней надо было спускаться вниз по крутым 170 ступенькам. Эту добытую воду мог выбить из рук комендант Березюк, зверь из местных сельчан. В маленьких комнатах размещались до 40 человек. Быстрее всего умирали в «холодильнике». К забору нельзя было близко подходить, можно было схлопотать палку или плётку, а то

и пулю.

- До вас кто-то был здесь, вы кого-то застали?
- Нет. Мы открывали лагерь. Были, так сказать, первооткрывателями. Может, поэтому нам досталось больше, чем другим. Первая партия узников была именно из Тульчина. В конечном итоге, практически все тульчинцы попали в этот лагерь. Через несколько дней пребывания в лагере мы поняли, что отсюда только один выход – в могилу. Что говорить: ни еды, ни воды. Вслед за нами стали появляться новые партии узников. Вначале огромные, затем – поменьше, по двести-триста человек. В это время в Тульчинском гетто осталось примерно два десятка семей. Все они размещались на одной улице – Володарского. Это были ремесленники: заготовщики, часовые мастера, портные, сапожники. Т.е. те, кому не было замены. Впоследствии все они остались живы. Немного вернусь к моей сестре, которая оставалась в тульчинской больнице. Ей грозило быть угнанной вместе с нами, но нашёлся добрый украинец по фамилии Килимник, выдал её за свою дочь и она осталась в больнице. Но в феврале 1942 года она оказалась вместе с нами. А в лагерь всё прибывали и прибывали новые партии: из Брацлава, Шпикова, Тростянца, избежавшие расстрелов из Немирова, Ладыжина, других мест. Отдельная история – пересыльный пункт в

Могилёв-Подольском, куда прибывали евреи из Бессарабии, Румынии, Буковины. Тем временем в лагере по мере скопления людей началась эпидемия тифа, дизентерии. В лагерь стал наведываться Белецкий вместе с начальником полиции Стояновым с тем, чтобы убедиться, с какой скоростью умирают люди после его опытов. Сокрушался, если в день умирало не больше сотни человек. Говорил, 150-200 в день – это нормально, лагерь быстро опустеет. Первым из нашей семьи заболел отец, затем, через некоторое время, мать, потом я и братик. Где-то, в марте умирает мой братик. Повторно заболевает отец, как говорили ставшие, воспалением лёгких. Поскольку в Печоре жили евреи, там даже бывали погромы, было и еврейское кладбище, где поначалу хоронили покойников из концлагеря. Там же похоронен и мой братик. Вслед за ним, уже в середине апреля, умирает мой отец. Как же хоронили там людей? Представьте себе две палки, связанные между собой двумя верёвками. Утром заходят в комнату люди с  этим «снаряжением», спрашивают: сколько мертвецов? Как правило, шесть-восемь. И вот их укладывают на эти носилки. Люди больше похожи на скелетов, у кого-то свисает голова, висят руки и ноги, смотреть на это было невозможно... И так ежедневно. А Белецкий всё сокрушается: почему так мало умирают? Где конкретно захоронен мой братик, я до сих пор не знаю. Прихожу на это кладбище и кланяюсь каждой могилке. Впоследствии стали хоронить за селом в общих ямах, там и мой отец лежит.
Таким образом, в живых остались мать, сестра и я. Иногда некоторым «счастливчикам» удавалось перехватить картофелину, или кусок хлеба, которые местные сердобольные жители перебрасывали через забор. Иногда получалось что-то обменять на еду. У моей мамы был большой клетчатый платок, который и понесла в сторону забора для обмена. Её встречает тот самый Березюк: что несёшь? – Вот, платок хочу поменять на хлеб для голодных детей. – Давай мне платок, а завтра пришли ко мне твоего сына, я его выведу, самого накормлю и много хлеба дам. Назавтра я пришёл к Березюку и вместо хлеба получил много... палок. Как-то я узнал, что некоторые мальчики совершают побеги из лагеря, чтобы раздобыть еду. Попросил разрешения у мамы. Мама ответила, что её брат Мойша поплатился расстрелом за такую попытку. Я ей: так умрём ведь с голоду. Мама: умрём все вместе. Я маме: у меня нет больше сил голодать, хочу умереть. Либо попытаю счастья вместе с другими мальчиками, либо утоплюсь в Буге. Мама пошла за советом к её отцу, он находился в другом бараке. Отец сказал маме после её рассказа: какая уж теперь разница, как он погибнет: утопится, или будет пойман и убит. Пусть идёт. Останется хоть какой-то шанс выжить. После этого мать разрешила. Был такой мальчик Яша, который имел опыт и знал все дороги, ему понадобился напарник, побег надо было совершать вдвоём из-за высокого забора и он согласился взять меня ночью с собой. Велел только приготовить торбочку. Это было довольно опасное мероприятие: надо было опасаться и охранников, и сельских пастушков, которые сдавали беглецов, и собак. Так, или иначе, первый поход за едой завершился успешно. Мы благополучно добрались до какого-то села, кажется, Бортники. Люди надавали нам хлеба, фасоли, картошки и т.п. После чего, уже в следующую ночь, скорее под утро, возвратились в Печору. Мать, конечно, обрадовалась и тому, что живой вернулся, и тому, что принёс спасительную еду. Впоследствии было ещё

очень много таких вылазок, эти мои побеги, по сути, во многом помогли нам выжить.
- Как всё происходило уже у дома, куда вы приходили?

Как к вам относились, не отказывали ли вам?
- Должен сказать, что в большинстве случаев относились очень хорошо, кормили и заполняли наши торбочки до краёв тем, что имели. По сути, мы спасали и себя и наших родителей. Всё наше пребывание в лагере – это была борьба за выживание, мы были абсолютно оторваны от всего остального мира. Но вот, где-то в сентябре 1942 года к нам стали поступать евреи из Могилёва-Подольского, а вместе с ними, евреи из Румынии, Буковины, Бессарабии. От них мы узнавали, что вокруг существует какая-то еврейская жизнь, не везде концлагеря, есть гетто, где, худо-бедно, евреи как-то выживают. И вот однажды, кто-то из вновь прибывших евреев, узнав, что я знаю дороги вокруг лагеря, попросил стать для небольшой группы проводником. Они, мол, договорились за деньги с полицаем, тот их выпустит, а моё дело – помочь им найти нужную дорогу. Но это всё оказалось провокацией. Была устроена засада во главе с известным в лагере головорезом Сметанским, все были пойманы и зверски избиты, а мне этот изверг сломал руку.
Отдельная история – поход по воду в лагере. Все ходили к реке Южный Буг. На противоположной стороне Буга – уже не Транснистрия с румынской властью, а территория под немецкой властью. Там находились немцы и тренировались в стрельбе по живым мишеням, т.е. по нам, узникам Печорского лагеря. Так, очень часто поход за водой заканчивался гибелью. Некоторые отчаявшиеся пускались зимой по льду на другой берег, тогда этот лёд становился красным от крови.
- Были ли в лагере случаи спасания бегством семьи или одиночные?
- Были. И я сам мог бы в очередной раз сбежать и не возвратиться в лагерь, но я не мог оставить мать и сестру. В 1942 году в лагерь приезжали немцы и забирали людей на работу. Выгоняли всех на улицу, выстраивали в колонну. Кто не мог выйти, тут же пристреливали. В колонне сортировали: одних налево, других направо. Если попадалась подходящая для работы мать с ребёнком, тут же отбирали ребёнка и убивали о дерево или оземь.
- Вы сами это видели?
- Видел. И видел, как насиловали прямо в лагере. Таким образом, на моих глазах изнасиловали мою соученицу, имя не хочу называть. Скажу вам честно: мне хотелось жить. Но выдерживать ту жизнь я уже не мог и не хотел. Вскоре после той сортировки и после моего очередного похода за продуктами какая-то добрая крестьянка, увидев нас с моим напарником за пределами лагеря, предупредила : « не вертайтеся у Печору, вже копають ямы,  вас усiх будуть розстрiлювати». Прошло несколько дней, в лагерь заезжают машины с эсэсовцами, среди них латыши, эстонцы.
- Откуда вам это известно про латышей и эстонцев?
- Сейчас объясню. С нами была переводчица, Полина Зельцер, она пояснила, что в шапках с кокардами – немцы, те, что в пилотках – прибалты. И вот начали загружать людей в машины. Вывезли одну, две, или больше машин, я не знаю, не видел, стоял возле фонтана, а вывозили от ворот, где было много людей. В

лагере был румынский комендант по фамилии Стратулат. Узники между собой называли этот лагерь «Мёртвая петля», кто дал это название, мне неизвестно, но это была действительно петля, которая затягивала и спасения практически не было. Забегая вперёд, от себя добавлю, что в дальнейшем я узнал, кто из узников первым придумал это название лагеря. Интервью с этим человеком – впереди. Сюда, в петлю, загоняли, а отсюда вывозили покойников. Как вывозили покойников? Запрягали тех же узников летом в телегу, зимой – в сани, загружали покойников и – в ров, или яму. Бывали случаи, когда живые забирались под покойников и таким образом убегали из лагеря. Возвращаюсь к ожидаемому расстрелу. Вдруг наступила тишина. Выходит Стратулат с переводчицей Полей и она объявляет: «Евреи, вы спасены, вас не будут расстреливать». И если вы думаете, что люди, обрадованные, стали быстро расходиться, вы ошибаетесь. Многие надеялись, наконец, расстаться с такой жизнью...
В очередной побег за продуктами мы с напарником направились в Крыщенцы. Здесь нас и поймали румынские жандармы. И начались наши мытарства. Сначала – подвал в селе Гриненки с порцией тумаков, затем – Брацлав, дальше – Монастырище. Там нам хорошо запомнился полицай по фамилии Вовк, особенно его плётка с медным наконечником. А дальше, через несколько дней, примечательное село Вышковцы. Опять нас побили. Да так, что, сколько буду жить, буду помнить. А потом свершилось чудо: нас выходил какой-то старик. К сожалению, ни фамилии, ни имени его я не знаю. Надеюсь, он – в раю, потому что заслужил. В общей сложности, мы скитались больше месяца. Уж не знаю, кто привёл нас обратно в Печору. Когда мать узнала о моём возвращении, упала без чувств. Уже не надеялась увидеть меня живым.
В октябре 1943 года начали давать по одному разу в день похлёбку. А ещё, какая радость, мамалыгу, малай, хлеб. Но надо было ещё дожить до сорок четвёртого года. А лагерь продолжал вымирать. Уже три громадных рва были завалены трупами. Такая, с позволения сказать, жизнь наша продолжалась до 14 марта 1944 года, когда, наконец, нас освободила Красная Армия. Любопытный факт связан с нашим освобождением. Случилось так, что я познакомился в мирное время с неким господином по фамилии Нейман. И тут выяснилось, что именно этот человек, тогда в чине капитана, и был тем командиром, который со своим воинским подразделением первым вступил на территорию Печорского концлагеря. Впоследствии он рассказал, что имел приказ двигаться после Печоры дальше на запад, бить фашистов. Но когда ему кто-то сообщил, что в лагере томятся еврейские узники, он, в нарушение приказа, изменил маршрут и стал нашим ангелом-спасителем. В дальнейшем, я имел длительную переписку с этим замечательным человеком.
- Можете ли оценить, сколько узников побывало в Печорском концлагере?
- Трудно сказать. Тогда я был слишком мал, чтобы понимать всё, что происходит и определять количество людей. Если учесть, что только в Тульчине до войны проживало больше 10 тысяч евреев и почти все прошли через Печору, и большинство там и остались навечно, а ещё многие тысячи из мест, которые я называл в ходе интервью, можно предположить, что не меньше 25-30 тысяч.
Как обычно, последовала третья часть интервью, в которой Михаил рассказал о

послевоенном периоде своей жизни, в которой было ещё немало трудных дней, а также демонстрация множества фотографий. Большинство фотографий отображали огромную общественную деятельность Бартика на посту руководителя Тульчинского союза бывших малолетних узников. При его непосредственном активном участии были сооружены памятники: в Торкове, где состоялся упоминавшийся в интервью расстрел; в селе Бортники, где погибли многие жители Тульчина; грандиозный памятник со скульптурой в селе Печора. Затем состоялось ещё выездное интервью с Бартиком, в ходе которого Михаил подробнейшим образом рассказал, где и что происходило в этом ужасном месте, а ныне – действующем санатории с великолепным парком, показал все памятные для него места. Как я сейчас жалею, что читатели не смогут увидеть эти моменты из интервью!
- Чем бы вы хотели завершить интервью?
- Мы там не надеялись, что выживём. Очень хочу, чтобы потомки наши знали, что с нами произошло. Очень благодарен Фонду, лично господину Спилбергу за возможность рассказать правду о том, что было на самом деле. Ведь в течение длительного времени государство не хотело, да и не позволяло упоминать о Холокосте на территории Советского Союза. Бывшие узники гетто и подобных Печорскому лагерей помалкивали о своих несчастьях: это означало пребывание на оккупированной территории и возможное сотрудничество с немцами. Даже на памятниках о погибших узниках-евреях из антисемитских соображений было запрещено именно так и писать. Писали: покоятся советские граждане. Именно по этим соображениям я дал согласие на это интервью. Очень надеюсь, что когда-нибудь будет создана постоянно действующая выставка в память о Холокосте, о том, что нам пришлось пережить.

#ЛичноОВойне #ОПРФ